verbarium: (Default)
.
Я чувствую фальшь чужого и своего зевка, наивность хитрого прищуривания, прищур жеста. Далекого и близкого подступа слез. Приступа тика.

Торопливого расцветания цветов, хмурости июльского утра. Заискивающего, но хищного потягивания кошки, улыбки собаки.

Когда дым поднимается над трубой столбом, я ощущаю неестественность его прямизны, его желание угодить лжи чужой геометрии и всей кожей чувствую, как ему хочется изогнуться кошкой. Фальшивая угрюмость боя напольных часов за стеной направлена только на меня, не на хозяина. Когда барабанит дождь за окном, я с отчетливостью различаю его лишнюю, фальшивую каплю. Когда небесный дева рассыпает молнии, я вижу ту, которой он хочет испугать меня.

Фальшивят альты, ручьи, младенцы, вагонные колеса. Траур пароходных гудков над рекой еще постановочнее, чем утренний туман. Read more... )
verbarium: (Default)
Каждый останавливается в своем развитии (образовании, самопознании, религии) на точке оправдания, на которой он реализует сверхзадачу своей жизни, то есть отвечает на импульс своего центрального (не "основного") инстинкта. Этот центральный инстинкт — суммарная энергия индивидуальной каммы (кармы), вектор ее развития.

Но глубинная самореализация личности начинается не с осуществления, а преодоления этого инстинкта, который по видимости является инстинктом вовсе не личности, а некоей постороней силы, "природы". До этой момента невозможно определить, какая доля природного "замысла" или "Бога" участвует в этом массиве индивидуальной каммы. Невозможно даже сказать, является ли "личная" воля всего лишь субъективацией безличной каммы или какая-то часть ее все же подконтрольна нам. Слишком темен предмет, темно всякое, даже самое светлое желание до этого момента, слишком часто оказываются стремления и воления личности противоположными ее глубинным интересам. Read more... )
verbarium: (Default)
.
Вечность скучна, мимолетность страшна. Бессмертие в аду или небесах отдает безысходной тоской.

Доктрина каммы (кармы), общая всем ортодоксальным системам индуизма, тоже разрешается в каком-то глухом результате, то ли в раю. то ли в небытии.

В буддизме созревание каммы ведет в конце концов к выходу из дурной бесконечности, "личность" всецело преодолевается, оставаясь при этом "бессмертной".

Внеличностное бессмертие головокружительно красиво но подозрительно личной бесконечностью. Впрочем Будда говорит не о бессмертии, а о Бессмертном - как о принципе. Так что никакого надувательства. Обойдемся без посмертной недвижимости. Read more... )
verbarium: (Default)
.
Авторы, не написавшие романа (писатели, журналисты, ученые, филологи, политики, все остальные, взявшие в руки перо, даже философы), не могут себе позволить на письме почти ничего, равно как и в самой жизни. Это их коренной признак — трусость существования. Дрожь существования. Read more... )

64

Jun. 24th, 2010 10:53 am
verbarium: (Default)
.
Видел — не сон, конечно, явь, в которую проваливаемся из этого сна в тот и зачерпываем оттуда сюда кое-что для местного сновидения.

Огромная, как бы демонстрационная, но раскладная шахматная доска до неба, поставленная на попа, а я за ней, как раз против щели, в которую хлещет межзвездный холод. Игроки на той стороне доски попеременке двигают фигуры длинной указкой, сшибая светила. Игра какая-то странная, по новым межпланетным правилам: противники каждый может ходить только по своим полям, не заступая чужих, белый по белым, черный по черным: одеты игроки тоже в соответственные одежды. Зрители, весь галактический сброд, следят неотрывно. Read more... )
verbarium: (Default)
.
Процесс познания окрашен субъективностью, всей суммой как индивидуальных, так и совокупных человеческих страстей и предпочтений, так что на выходе мы имеем не "познанный" объект, а клубок размноженного "эго" и прогрессирующее разложение личной и коллективной психики. "Объект" в это время продолжает оставаться "вещью-в-себе" и все больше погружается в самопознание.

Так постепенно формируется две вселенных: мир реальных вещей и мир представлений о них. Все нарастающая выпуклость и значимость материального при одновременном истончении его присутствия в мире и знаменует собой это удаление от реального. Со временем представление об объекте вытесняет сам объект и заполняет собой все прилегающее пространство. Туманности этих вращающихся непознанных объектов и составляют черные дыры вселенной, поглощающие незнание. Мы присутствуем при конце очередного цикла полного вытеснения истинной реальности вымышленной, сами себя увлекая в пропасть непознанного. Ядерный взрыв, завершающий этот цикл, всего лишь вспышка сознания, осознающая конец старого заблуждения и начало нового.
verbarium: (Default)
.
Язык не просто первичен по отношению к бытию, он - предбытие, надбытие, бытие в себе, проливающееся сюда слабым светом. Смысл существования художника в том, чтобы соединить собой два мира, стать кровотоком.

Вся косноязычная политическая правда Солженицына погребена под его жестяным языком. Самое его имя отторгнуто русской речью и не врастет в нее. Это в полном смысле моральное и онтологическое костноязычие, уродство смысла и звука.

Два русские мужика стоят перед распахнутой дверью трактирной России и рассуждают об колесе, чтобы затем описать его. Один говорит "два русские мужика", другой - "два русских мужика", а за этим - вся пропасть и языка, и таланта, и понимания, и правды. В одной букве - замкнутость, тюрьма, в другой - простор, покой, воля.
verbarium: (Default)
.
(Рождественские каникулы - повторяю свой давешний пост в ru_nabokov)

Я не верю в музицирующих палачей. То есть, ноты они знать могут, это для палачей скорее обязательно, но чтобы они проникали дальше эпителия самых поверхностных чувств - увольте.

Я не верю в немузыкальность Набокова. Скорее, он принес в жертву один слух другому, и не где-нибудь, а внутри своего поэтического слуха, сделав их одним целым - поэтому звучание его слов так неотразимо.

Набоков всегда будет вызывать споры, потому что он не внутри вкуса, как например Бабель или Олеша, а над вкусом, как Гоголь, как Толстой. Он внеположен вкусу, пребывает между вкусом и его отсутствием - вот почему спор о нем не прекратится, пока есть слово.

Без слуха никакое мышление, тем более художественное, невозможно. Внутренний, поэтический слух связан с нравственным сознанием. Это последнее, во взаимодействии с первым, порождает внутреннее мышление, жизнь сердца. Это непререкаемый закон. Все остальное - комбинации букв, сочетания полостей. Поэтому гений и зло несовместны. Тот, кто оспаривает это, не понимает и темной поэзии зла.

Нравственное сознание без поэтического слуха ущербно, а часто невозможно. Поэтический слух вне нравственного сознания невозможен в принципе. Они имманентны друг другу. Вот почему все великие моральные проповеди - Упанишады, Законы Ману, Сутты Будды, откровения Чжуаньцзы, диалоги Платона, ветхозаветные и новозаветные притчи, это одновременно и литературные памятники.

Удивительно, что полоухие критики все еще что-то там анализируют, изводят иссякший алфавит. Уже одной случайно залетевшей в ухо фонемы бывает достаточно для вынесения приговора.

Даже в подлейшей пародии нельзя себе представить, чтобы герой Набокова назывался как-нибудь походя, например, Егор Самоходов, Захар Прилепин. Это что-то салонно-посконное, люмпен-филологическое. Это почти что нецензурно выругаться, сказав: Елтышевы. Весь искусственный строй несущих конструкций сразу поднимается за этими уголовными звуками.

Летом говорили - это новый Борхес, Набоков. Умора. Декабрем это звучит так же мучительно, как "летнее солнцестояние".
verbarium: (Default)
.
Мы живем в мире освоенного непостижимого, обжитого иррационального. Мы знаем, что ничего не знаем, но рационализируем это незнание. Мы говорим: "я", "душа", "кровь", "вода", "синее", "гладкое", как будто знаем, что это такое. Иррациональное внушает нам страх, ужас. Оно угроза непознаваемому познаваемому, нашему представлению о познаваемом. Поэтому попытка ввести в обиход еще непривычное иррациональное встречается в штыки или подвергается немедленной рационализации. Это называется познанием. Поэтому карта звездного неба возвращается исправленной.

Самым иррациональным нам кажется негр на пляже, а самым абсурдным белый медведь на экваторе. Одиночество нудиста нас приводит в восторг абстрактного. Стоит переменить точку зрения, и может оказаться, что никаких негров и экваторов нет, а нудист окажется гермафродитом. Двуполость нудизма скрывает его однополость и открывает новую серию иррационального, и все опять начнется сначала. Девочка спрыгнет с шара, и ее место займет амбал с прямоугольными плечами. В руке девочки с персиком окажется фаллоимитатор (шприц с героином). Мир поколеблется, все провалится в пустоту и станет еще более иррациональным. Но такие вылазки воображения помогают удержаться на грани рационального иррационального. Преодоление каммы (кармы) следует понимать прежде всего как преодоление потока бесконечного иррационального. Религию вообще можно определить как внутреннюю борьбу с иррациональным, и она неотъемлема от метафоры и воображения. Рациональное мышление, пытающееся освободиться от метафоры и иррационального, никогда не выходит за пределы иррационального. Буддийская пустота принципиально не рационализируема, равно как и не иррационализируема. Поэтому она называется шунья-ашунья - пустота-непустота, пустота, однако не пустота. В пустоте погибают чудовища иррационального, но она отменяет и рациональное. Здесь точка их безысходного равновесия, конец истории. Иногда мы сами себя понарошку пугаем, заклиная иррациональное мнимым иррациональным. "Сиреневый туман", "зеленая тоска", "тихий ужас" - все это формулы экзорсизма, изгнания иррационального. Но демоны иррационального прячутся в самых обычных материях.

Самое стремление к рациональному в дебрях иррационального мира глубоко иррационально. Провозглашающие превосходство инстинкта над рассудком, провозглашают тем самым превосходство иррационального. Мораль, красота - категории познания, а не этики и эстетики. Они помогают удержать мир в границах умопостигаемого. Зло погружает в пучину несознаваемого иррационального. Его невозможно рационализировать в рамках понятий добра, на что притязает рассудок. Последовательное разрушение морали и красоты, как и самоубийство, это побег от добра и знания, умопостигаемой вселенной, в иррациональное. Это крах разума перед лицом непознаваемого. Стремление удержаться в рамках красоты и морали это попытка удержать себя от разбегания в иррациональное. Иррациональность красоты наследует иррациональность смерти. Прекрасное, как и смерть, есть точка схода множественных силовых линий иррационального. Бог и дьявол также точка пересечения иррационального. Иррационально наше бегство от иррационального.

Разум - величайшее зло потому, что узы добра, которые он на себя налагает, разрушаются постоянной атакой зла, другого имени непознаваемого и иррационального. Эти атаки он организует на себя сам. В недрах разума царит хаос, а на поверхность он выдает приличные формулы рационального. Порождение мировой иллюзии вызвано хаотическим безумием его глубинных флуктуаций, стихающих на поверхности мнимого рационального. Само понятие иллюзии подразумевает под собой рационализирующим разумом некую рациональную субстанцию, как мираж подразумевает воду. Но, может оказаться, вода сама мираж и иллюзия, сама иллюзия иллюзии. Илюзия, иллюзорно напояющая иллюзорную жажду в иллюзорном времени и пространстве. В какую безумную степень должна еще возвестись иллюзия, чтобы стать реальностью? Вы не найдете ответа, но это наша ежемоментная практика.

Само познание, но прежде всего все его инструменты, иррациональны. Откуда же взяться рациональному и объяснимому? Рациональным признается только то иррациональное, которое непосредственно служит инстинкту и его удовлетворению. Оно включается в обиход наличного бытия, в рацион рационального. Соответственно, в самом познании рациональным объявляется только инстинктивное. Рациональность самого инстинкта не подвергается сомнению, это неприкосновенный запас реальности. Тогда как инстинкт, как Бог, иррационален и является фундаментом "рационального". В иррациональности инстинкта скрывается все иррациональное. Инстинкт предваряет всякую мысль, и мысль о Боге в первую очередь. Иерархия ценностей, выстраиваемая инстинктом, помещает Бога на первое место, но выстраивает иерархию именно он. Сам полагая себя вне причинности.

В схему "рационального" включается все компоненты иррационального. Солнце встало - зашло, встало - зашло. Это может свести с ума. Поэтому это признается необходимым, рациональным. Вода мокрая, огонь горячий, мир бесконечен, вселенная расширяется - какие уютные, домашние формулы. Мир становится познанным в их окружении. Осталось только запомнить, что в слове "участвовать" только одна буква "в", а в слове "чувствую" две, и мир будет познан окончательно. "Рационально" всякое желание, всякая воля, потому что они ни требуют санкции разума. Я хуже (добрее) вас, поэтому должен перестать жить. Мое желание лучше (рациональнее) вашего, поэтому я вас уничтожу. Никакой смерти нет, потому что пока я мыслю о ней, ее нет, а когда она придет, меня уже не будет. Поэтому нечего бояться, все охвачено разумом и логикой. Очень успокоительно. Но это логика абсурда.

Что делать, как жить? Как рационализировать иррациональное? Как разделить области добра и зла, разума и инстинкта? Мы постоянно попадаем в разломы иррационального и барахтаемся в его аду. Чтобы обрушить поток иррационального рационального, я хочу почистить сегодня зубы на всю оставшуюся жизнь, то есть, никогда больше не ложиться спать, и так и застыть с зубной щеткой во рту в пасти рационального иррационального.

Профиль

verbarium: (Default)
verbarium

April 2017

S M T W T F S
      1
23456 78
9101112131415
16171819202122
23242526272829
30      

Syndicate

RSS Atom

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jul. 6th, 2025 02:57 pm
Powered by Dreamwidth Studios