Роман как сверх-единство "не-я"
Jul. 16th, 2010 09:42 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
verbarium.
Авторы, не написавшие романа (писатели, журналисты, ученые, филологи, политики, все остальные, взявшие в руки перо, даже философы), не могут себе позволить на письме почти ничего, равно как и в самой жизни. Это их коренной признак — трусость существования. Дрожь существования.
Прежде всего они не могут себе позволить — прямого высказывания, без которого не бывает настоящей личности. Они мгновенно распознаются как неспособные к воспроизводству и отклоняются невинностью богини поэзии. Они даже не понимают предмета свободного высказывания. Эти авторы пожизненно заключены в первичной оболочке языка, эпителии ненайденного слова, и не проникают дальше его. Их буквы беспомощны и мгновенно обретают качество вторичности, будучи поставленными рядом, потому что всякое их слово сопровождается мыслью о их бесценном "я", их драгоценном эго, мешающем им войти в кровь другого. Их слова в полном смысле обезличены именно в силу перенасыщенности самосознанием, поэтому они никогда не удаляются от своего "я" настолько, чтобы понять то, что лежит за пределами "я". Поэтому их слова всегда косвенны.
В романной форме "я" (эго) сначала гипертрофируется, а затем теряет свои границы и полностью обесценивается, самоуничтожается до ядра, после чего у автора возникает и уже не оставляет его до конца эта способность прямого высказывания — от лица не-я, от имени божества или Бога, что всегда видно по качеству письма. Их слова лишены эго, поэтому они бесстрашны. Они действительно говорят, как власть имеющие, а не присвоившие ее. Писатель, прошедший опыт создания романа, в полном смысле сверхчеловек, преодолевший тяжесть мира.
Будда, Христос, мыслители Веданты, Платон, Толстой, Паскаль, Шопенгауэр написали свои романы. Речь не о их буквальном воплощении, а романной структуре сознания, разлагающей "я" до атома и свободно переливающейся в "я" вещей и идей. Синтезирующей силой, соединящей разъятые вещи, является отнюдь не "я", и не "сверх-я", а как раз отсутствие "я" и какой-либо себя-сознающей субстанции, позволяющее свободное сочленение свободных бытийных частиц. Они былинные герои, и сделали это.
Что касается буквального прочтения слова "роман" в этом контексте, то его тоже может написать только обладающий языком сверхтонкой поэзии, а не информационного сообщения. Язык подавляющего объема письменной продукции это именно язык заурядного сообщения, передачи сведений, а не язык проникновения. Это унылый язык профанной действительности, поэтому он так боится "пафоса". Право на пафос такие люди признают только за собственной смертью, но уже не успевают сообщить нам об этом. Гоголь, Лесков, Набоков, Чехов, отчасти Достоевский и Бунин, не боялись пафоса, потому что обладали языком проникновения в суть вещей. Поэзия не несет в себе никакой информации, кроме единственной: отказа от умозрения в пользу поэзии, нагого языка прекрасного, то есть, снова, — "не-я", забвения "я" и личности. Всякая "интеллектуальная" поэзия лишена этого свойства в принципе, поскольку местом обитания "я" является как раз интеллект, а не сердце. В сердце "я" гибнет.
У языка проникновения и языка сведений (информации) различные области постижения реальности, в конечном счете, это языки распознавания реальности и самой иллюзии реальности.
Авторы, не написавшие романа (писатели, журналисты, ученые, филологи, политики, все остальные, взявшие в руки перо, даже философы), не могут себе позволить на письме почти ничего, равно как и в самой жизни. Это их коренной признак — трусость существования. Дрожь существования.
Прежде всего они не могут себе позволить — прямого высказывания, без которого не бывает настоящей личности. Они мгновенно распознаются как неспособные к воспроизводству и отклоняются невинностью богини поэзии. Они даже не понимают предмета свободного высказывания. Эти авторы пожизненно заключены в первичной оболочке языка, эпителии ненайденного слова, и не проникают дальше его. Их буквы беспомощны и мгновенно обретают качество вторичности, будучи поставленными рядом, потому что всякое их слово сопровождается мыслью о их бесценном "я", их драгоценном эго, мешающем им войти в кровь другого. Их слова в полном смысле обезличены именно в силу перенасыщенности самосознанием, поэтому они никогда не удаляются от своего "я" настолько, чтобы понять то, что лежит за пределами "я". Поэтому их слова всегда косвенны.
В романной форме "я" (эго) сначала гипертрофируется, а затем теряет свои границы и полностью обесценивается, самоуничтожается до ядра, после чего у автора возникает и уже не оставляет его до конца эта способность прямого высказывания — от лица не-я, от имени божества или Бога, что всегда видно по качеству письма. Их слова лишены эго, поэтому они бесстрашны. Они действительно говорят, как власть имеющие, а не присвоившие ее. Писатель, прошедший опыт создания романа, в полном смысле сверхчеловек, преодолевший тяжесть мира.
Будда, Христос, мыслители Веданты, Платон, Толстой, Паскаль, Шопенгауэр написали свои романы. Речь не о их буквальном воплощении, а романной структуре сознания, разлагающей "я" до атома и свободно переливающейся в "я" вещей и идей. Синтезирующей силой, соединящей разъятые вещи, является отнюдь не "я", и не "сверх-я", а как раз отсутствие "я" и какой-либо себя-сознающей субстанции, позволяющее свободное сочленение свободных бытийных частиц. Они былинные герои, и сделали это.
Что касается буквального прочтения слова "роман" в этом контексте, то его тоже может написать только обладающий языком сверхтонкой поэзии, а не информационного сообщения. Язык подавляющего объема письменной продукции это именно язык заурядного сообщения, передачи сведений, а не язык проникновения. Это унылый язык профанной действительности, поэтому он так боится "пафоса". Право на пафос такие люди признают только за собственной смертью, но уже не успевают сообщить нам об этом. Гоголь, Лесков, Набоков, Чехов, отчасти Достоевский и Бунин, не боялись пафоса, потому что обладали языком проникновения в суть вещей. Поэзия не несет в себе никакой информации, кроме единственной: отказа от умозрения в пользу поэзии, нагого языка прекрасного, то есть, снова, — "не-я", забвения "я" и личности. Всякая "интеллектуальная" поэзия лишена этого свойства в принципе, поскольку местом обитания "я" является как раз интеллект, а не сердце. В сердце "я" гибнет.
У языка проникновения и языка сведений (информации) различные области постижения реальности, в конечном счете, это языки распознавания реальности и самой иллюзии реальности.
Tags:
- бессознательное,
- знаки и символы,
- знание,
- иллюзия,
- интеллект,
- интуиция,
- иррациональное,
- литература,
- мастерство писателя,
- невыразимое,
- непознаваемое,
- онтология,
- писательство,
- понимание,
- прекрасное,
- психоанализ,
- психологии,
- реальность,
- стиль,
- стратегии,
- существование,
- творчество,
- трансценденции,
- ценность,
- человек,
- человек мистический,
- язык
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2010-07-16 03:10 pm (UTC)На мой вкус термин достаточно точно определяет мое личное восприятие того, о чем хочется сказать. Ближе для себя не встречал.
я понимаю, что Вы "не о том".
и я в общем-то, не о том.
но за формулу - спасибо.
no subject
Date: 2010-07-16 03:51 pm (UTC)no subject
Date: 2010-07-16 06:08 pm (UTC)Спасибо!
no subject
Date: 2010-07-17 02:08 am (UTC)no subject
Date: 2010-07-16 08:05 pm (UTC)