Verbarium

.
"Этот мир не шутка, не юдоль испытания и перехода в мир лучший, вечный, а этот мир, тот, в котором мы сейчас живем, это один из вечных миров, который прекрасен, радостен и который мы не только можем, но должны нашими усилиями сделать прекраснее и радостнее для живущих с нами и для всех, которые после нас будут жить в нем". Лев Толстой. "Путь жизни"

"Бхиккху, как даже ничтожное количество испражнений [отвратительно и] производит отвратительный запах, [нечисто в каждом своем атоме и не заслуживает восхваления], точно так же я не восхваляю даже ничтожного мига существования, даже в течение пусть только одного щелчка пальцами". Будда в AN 1:328

Щелчок пальцами - хорошая мера человеческой ненависти, надежде, тщеславию и "бессмертию". Оптимистическая.

.
Буддизм, если кто еще не понял — для людей последней искренности, последнего понимания, последней свободы.

Он не оставляет места компромиссу ни с людьми, ни с богами. Его нельзя адаптировать к — политике, семье, человечности, творчеству, чувству родины. Холодно? Возможно. Но как подумаешь, что в противном случае придется и дальше проходить сквозь льды бесконечных перерождений, становится еще прохладней. Так учение о Срединном Пути придвигает к краю.

Откуда я знаю, что этот человек действительно был и все, что он сказал — правда? Из того чувства единства судьбы и высказывания, которым отличались все, кто сеял в сердцах, а не при дороге.

Как у каждого пришедшего в этот мир, у него были враги и оппоненты. Только он не считал их своими врагами. Природными явлениями, не больше. В строгом смысле, люди были для него лишь материалом их будущей свободы. Равно как и животные, и боги. Он мог спокойно разрешить добровольный уход из жизни тому, кто достиг Ниббаны и сострадать увядающему цветку, не достишему ее. Всю свою вражду он перенес из сферы человеческих отношений в сферу метафизики и онтологии, это была война против природного, а не социального порядка вещей. Он и его Араханты победили сансару прежде всего потому, что не связывали никаких надежд с ней. Более того, это считалось и считается необходимым предварительным условием пути и понимания: озарение Первой и Второй Благородной Истиной — понимания страдания и происхождения страдания. Выражаясь парадоксально, силу для последнего рывка к свободе существа черпают из своей безмерной генетической усталости от сансары. Кармически молодые, задорные, пылкие — живые — потому и резвятся в садах сансары, что еще не накопили необходимой усталости и разочарования — отчаяния, возвращающего к вечной молодости. ( Read more... )

.
Вторая сутта Сутта Нипаты это знаменитый диалог богатого скотовода Дхании и Будды на берегу реки Махи. Наивной прелестью чистой поэзии веет от этих строк сутты. Будда еще молод, очевидно диалог происходит вскоре после достижения им Ниббаны. ( Read more... )

.
Сегодня великий день не только для русской литературы, но и для всего мыслящих людей.

Толстой ушел на рассвете. В истории этот уход сопоставим с ночным уходом из дома Сидхаттхи Готамы, Будущего Будды.

Сидхаттха уходит в 29 лет, оставив молодую жену, царство и новорожденного сына. Он уходит в неизвестность, еще не зная Пути, искать Пробуждения — Освобождения из беспрерывного круговорота рождений и смертей — и достигает его через шесть лет жесточайшей аскезы, оставив аскетический путь как тягостный и неверный. Он достигает Просветления (Бодхи) в 35 лет, в цвету молодости, и становится Буддой, Пробужденным от сна сансары..

Толстой уходит в 82, за спиной тринадцать рожденных детей, гениальные книги и мировая слава, но освобождения нет. Возможно, любовь людская, слава гения, жестоко привязывающая к миру, препятствие еще большее, чем аскеза.

Чего искал Толстой, уходя из Ясной Поляны? Думаю, прежде всего покоя. Это было бегство не только и не столько от мира, политики, семьи. Это было бегство от творчества, от жестокости изнуряющего творческого воображения, неотвратимости постоянных творческих зачатий и рождений. После стольких фантомов, вызванных к жизни его беспрестанно работающим сознанием, наступил глубочайший психологический кризис, и нам трудно теперь даже осознать, как болезненно было это сознание, не вмещающее в себе уже ни себя самого, ни безумия, ни Бога. Одну только бесконтрольно разрастающуюся бесконечность, в которой нет больше места ни "я", ни Богу. Чтобы преодолеть ее, понадобилась бы еще не одна жизнь, а у него не оставалось даже этой. Его дни были сочтены. Толстому оставалось всего десять дней.

Посвящаю этому великому событию несколько строк.

Четыре опьянения

( Read more... )

.
Сюжет этой сутты повторяется в Джатаках, преданиях о перерождениях Будды Готамы (Джатака № 392). Но там в роли "вора запаха" выступает не монах, как в этой сутте, а сам Будда в одном из своих прежних перерождений, когда он был еще только Бодхисаттой.

Внутренний смысл сутты можно определить как побуждение к искоренению упадхи ("приобретение", буквально: "то, на чем нечто покоится, основывается"), привязанности к чему-либо в мире. "Приобретение" имеет коннотации как объективного (приобретаемого, присваиваемой вещи). так и субъективного, акта приобретения, укорененного в жажде (танха).

Упадхи одно из центральных понятий в психологии буддизма. Этот термин радикальнее здесь можно перевести как "присвоение" — пристрастное овладение чем-либо, стяжание чего-либо в ментальном или физическом мире, атрибуция "я" как "я" и "мое" в этом стяжании, привязанность к объекту, к которому, после "приобретения", существа начинают относиться как к "собственности", принадлежности "я". По существу, главным объектом упадхи является сама иллюзорная "личность" существ, состоящая из пяти кхандх (четырех ментальных и одного физического агрегата). Из этой основной упадхи и разворачивается затем весь порядок других, соподчиненных ей, упадхи, наполняющих "личность".

Древний комментарий классифицирует четыре рода упадхи:

1. Камупадхи, приобретение чувственных удовольствий и материальных вещей (случай нашей сутты);

2. Кхандхупадхи, приобретение пяти агрегатов (кхандх). Это приобретение осуществляется в становлении существ, с приобретением ими в новом рождении ментального и физического организма и дальнейшее онтологическое "вживание" существа в свою "личность";

3. Килесупадхи, приобретение загрязнений (растление себя удовольствиями и загрязнение ими), которые являются основой страдания в области страдания;

4. Абхисанкхарупадхи, приобретение волевых формаций, аккумулирование каммы (кармы), которая является основанием для всякого страдания в сансаре, круговороте рождений и смертей.

Одним из эпитетов Будды и араханта является эпитет нирупадхи — "тот, кто без приобретения", "свободный от приобретения", то есть тот, кто свободен от всех четырех видов упадхи как привязанности к объекту и бытию в целом. К этой свободе от привязанности и призывает бхиккху божество сутты, через пробуждение в нем чувства безотлагательности, самвеги.


Некий бхиккху жил в стране Косалов, в лесных зарослях. Каждый день, по возвращении со сбора подаяния, после еды, он имел обыкновение спускаться к пруду и нюхать цветок красного лотоса. Однажды девата (божество местности), который жил в тех лесных зарослях, имея сострадание к тому бхиккху и желая ему блага, стремясь пробудить в нем чувство безотлагательности, приблизился к тому бхиккху и обратился нему со следующими стихами:

795. Когда ты нюхаешь этот цветок лотоса,
Предмет, не данный тебе дан [никем],
Ты совершаешь поступок воровства:
Итак, ты являешься вором запаха [и ничем не отличаешься от вора].

[Бхиккху:]

796. Я не присваиваю чужого, не наношу [ничему] ущерба,
Я [просто] обоняю лотос издалека, [не вредя ему];
Так по какой причине ты говоришь,
Что я вор запаха [и не отличаюсь от вора]?

797. Того, кто выкапывает стебли лотосов,
Кто вредит [живым] цветам [и существам],
Человека такого грубого поведения —
Почему ты не называешь вором его?

[Девата:]

798. Когда человек так груб и жесток, [что делает это],
Запятнан подобно нечистой ткани,
Я ничего не говорю ему, [чтобы не сотрясать воздух понапрасну];
Но таким, как ты, [крадущим у самих себя],
Я должен говорить это [ибо они могут понять].

799. Ибо человеку без пятен,
Который всегда в поисках чистоты,
Даже [ничтожное] зло, [трепещущее] на кончике волоса,
Представляется тучным, как тьма.

[Бхиккху:]

800. Поистине, дух, ты понимаешь меня,
И ты имеешь сострадание ко мне, [уча этому].
Я прошу тебя, о девата, напомни мне об [этом] снова,
Когда опять застанешь меня за таким проступком.

[Девата:]

801. Я [ничем не обязан тебе], бхиккху, не живу в зависимости от тебя,
Я не твой наемный слуга [и не раб чужих желаний].
Ты сам должен [обонять аромат добра],
Чтобы знать путь к доброму предназначению.

Тогда бхиккху, побуждаемый тем деватой, приобрел чувство безотлагательности (самвега), [необходимое для достижения освобождения].

.
Сутта Нипата, ст 472: "У кого асава (загрязнение, пятно) становления и грубая речь разрушены, прекращены, больше не существуют, тот имеет знание и освобожден полностью. Татхагата [таков, поэтому он] заслуживает жертвоприношения". (Snp v. 472)


Бхавасава, или асава (загрязнение, пятно) становления (существования), наряду с другими двумя асавами - камасавой (асавой чувственных удовольствий) и вибхавасавой (асавой жажды уничтожения) составляют троякий базис перерождения и должны быть преодолены на Пути Освобождения. Арахант, достиший освобождения, полностью устранил их.

Совершенно необычно здесь для буддийских сутт сближение асавы становления с грубой (нечистой) речью, как будто становление обусловлено речью. Впрочем, высказанное слово, будучи воплощением мысли и воли, и есть становление, жажда бытия, - даже совершенное слово. Что же говорить о нечистом и страстном слове. Как говорят индусы, страстное слово продлевает ткань сансары.

Существа осуществляют свое становление мыслью, словом и действием, становясь ими.

.
Будда в Сутта-Нипате (ст. 435) отвечает Маре (Дьяволу) на его попытки соблазнить его чувственностью:

"Я достиг предела ощущения (высшего ощущения), поэтому мой разум больше не стремится к чувственным удовольствиям. Созерцай, о Мара, чистоту чистого существа!" (Snp, v. 435)

То есть, чувственный аппарат Пробужденного в результате Нирваны был изощрен до такой степени, что больше не нуждался в обычном человеческом наслаждении. Достойный ответ Сатане! После этого уже бесполезно искушать хлебом, гордыней, верой и чем бы то ни было. Все пороки личности, в том числе и ментальные, коренятся в чувственности. Мара, естественно, отступает, сам же сравнивая себя с вороной, схватившей камень вместо чего-то лакомого: в этом камне не оказалось ничего для него съедобного и мягкого. "Мягкое" и есть наша всеподатливая и всеуступающая чувственность.

Чувства молчат, достигнув своего максимального развития в концентрации. Лишь на пике наслаждения, в его совершенном развитии, возможно отречение, и не раньше этого. До тех же пор - вечная борьба и сотрудничество с Сатаной, бесконечные уступки ему, воспринимаемые на индивидуальном уровне как уступки себе. Но это совершенство достигается не в эмоции и чувственном наслаждении, а в концентрации, в успокоении всех чувств и разума. В частности, в "беззнаковой" концентрации разума (анимитта четосамадхи), которая так называется потому, что в ней устраняются три иллюзорных знака или признака (нимитта) существания - его постоянства, привлекательности и представление о каком-либо непреходящем "я", "душе", "атмане" и т.п.

В одной из сутт Маджджхима Никаи Будда, как бы развивая этот эпизод своего искушения Марой, говорит, что до тех пор Дьявол будет иметь власть над существами, пока они не достигнут ниродха-самапатти (прекращения восприятия и ощущения, высший, девятый, медитатиный уровень). Все лежащее ниже этого уровня, вся область существования в целом - стихия Мары. Даже ученики Будды подвластны ему во всякое время, кроме времени концентрации, если они не достигли прекращения восприятия и ощущения. Христос же не только был искушаем, но и был искушен Сатаной: он отвечает ему рассудком, а эмоции его клокочут. По существу, это и есть победа дьявола. Христос не мог сказать дьяволу, как сказал ему Будда: "Смотри на меня, Сатана, - и ослепни!" Дьяволу предлагается взглянуть на незапятнанность свободного разума или отступить. Созерцание чужой чистоты для загрязненного непереносимо. Это и есть победа добра над злом, другой не бывает. В настоящем торжестве добра над злом существует лишь его экзистенциальное, а не эмпирическое измерение. То есть, истинное и действительно реальное. Совершенно по-другому выглядит борьба Христа. Святой Дух не только возводит Христа в пустыню, способствуя искушению, но и спасает своего подзащитного от окончательного поражения. Налицо не единство, а расщепление разума. Поэтому Христос идет к новому страданию.

В связи с этим можно сделать важный вывод: разум на вершине концентрации достигает нерасчленимого единства (экагра), состояния недвойственности (адвайта), в котором ни Брахмы (Бога), ни Мары, ни самого разума не существует. Двойственность (двайта) преодолена, двайта и есть Мара. И здесь Адвайта-Веданта, одна из шести ортодоксальных философских систем индуизма, смыкается с буддизмом. А Шанкара, величайший адепт Адвайты, будет впоследствии признан скрытым буддистом.

.
Я люблю опасные мысли, я люблю опасные книги, я люблю опасных людей. Опасен Толстой, не опасен Достоевский; опасен Шопенгауэр, не опасен Ницше. Опасен Будда, не опасен Христос. Истинные мысли человечности исходят от опасных людей. Неопасные порождают слабость и насилие. Они вечная угроза свободе и миру и превращение его в опасность

Как я определяю опасность? Как бесстрашие, как полное отсутствие надежды здесь и там, как беспощадное ощущение автономности "я" вплоть до полного отделения его от Бога - вплоть до полного его самоуничтожения.

Поэтому необходимо различать две цивилизации: цивилизацию комфорта, в которой "я" тешится и жиреет, и цивилизацию опасности, в которой оно прекращается. К какой он ближе, каждый выбирает сам. Но уже самый момент выбора - опасен.