verbarium: (Default)
.
Уход Толстого из Ясной Поляны это главным образом романический сюжет, никакой религии и философии, и тем более семейной или социальной подоплеки в этом уходе по-настоящему не было. Невозможно представить себе тихое спокойное угасание Толстого дома, в окружении близких, без завершения литературного сюжета жизни, трагического бытийного конца. Невозможно его возвращение из Астапово живым, без пули в животе, к торжествующей, а не к вечно виноватой теперь Софье Андреевне. Это означало бы фальшивую ноту не только в биографии, но и во всем творчестве Толстого. Смерть Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Чехова, вслед за литературным событием их жизни, также оформлена и литературно (у Достоевского настоящий литературный сюжет смерти состоялся задолго до самой смерти, на Семеновском плацу). Все эти повествовательные приемы их жизни имеют отчетливый драматический литературный сюжет и контекст. У Толстого такого окончательного оформления жизненной истории в литературный сюжет могло бы и не быть, и он, чуствуя это, сделал последний трагический бросок к литературной развязке смерти. Read more... )
verbarium: (Default)
.
Я чувствую фальшь чужого и своего зевка, наивность хитрого прищуривания, прищур жеста. Далекого и близкого подступа слез. Приступа тика.

Торопливого расцветания цветов, хмурости июльского утра. Заискивающего, но хищного потягивания кошки, улыбки собаки.

Когда дым поднимается над трубой столбом, я ощущаю неестественность его прямизны, его желание угодить лжи чужой геометрии и всей кожей чувствую, как ему хочется изогнуться кошкой. Фальшивая угрюмость боя напольных часов за стеной направлена только на меня, не на хозяина. Когда барабанит дождь за окном, я с отчетливостью различаю его лишнюю, фальшивую каплю. Когда небесный дева рассыпает молнии, я вижу ту, которой он хочет испугать меня.

Фальшивят альты, ручьи, младенцы, вагонные колеса. Траур пароходных гудков над рекой еще постановочнее, чем утренний туман. Read more... )
verbarium: (Default)
Каждый останавливается в своем развитии (образовании, самопознании, религии) на точке оправдания, на которой он реализует сверхзадачу своей жизни, то есть отвечает на импульс своего центрального (не "основного") инстинкта. Этот центральный инстинкт — суммарная энергия индивидуальной каммы (кармы), вектор ее развития.

Но глубинная самореализация личности начинается не с осуществления, а преодоления этого инстинкта, который по видимости является инстинктом вовсе не личности, а некоей постороней силы, "природы". До этой момента невозможно определить, какая доля природного "замысла" или "Бога" участвует в этом массиве индивидуальной каммы. Невозможно даже сказать, является ли "личная" воля всего лишь субъективацией безличной каммы или какая-то часть ее все же подконтрольна нам. Слишком темен предмет, темно всякое, даже самое светлое желание до этого момента, слишком часто оказываются стремления и воления личности противоположными ее глубинным интересам. Read more... )
verbarium: (Default)
.
Мы живем в мире освоенного непостижимого, обжитого иррационального. Мы знаем, что ничего не знаем, но рационализируем это незнание. Мы говорим: "я", "душа", "кровь", "вода", "синее", "гладкое", как будто знаем, что это такое. Иррациональное внушает нам страх, ужас. Оно угроза непознаваемому познаваемому, нашему представлению о познаваемом. Поэтому попытка ввести в обиход еще непривычное иррациональное встречается в штыки или подвергается немедленной рационализации. Это называется познанием. Поэтому карта звездного неба возвращается исправленной.

Самым иррациональным нам кажется негр на пляже, а самым абсурдным белый медведь на экваторе. Одиночество нудиста нас приводит в восторг абстрактного. Стоит переменить точку зрения, и может оказаться, что никаких негров и экваторов нет, а нудист окажется гермафродитом. Двуполость нудизма скрывает его однополость и открывает новую серию иррационального, и все опять начнется сначала. Девочка спрыгнет с шара, и ее место займет амбал с прямоугольными плечами. В руке девочки с персиком окажется фаллоимитатор (шприц с героином). Мир поколеблется, все провалится в пустоту и станет еще более иррациональным. Но такие вылазки воображения помогают удержаться на грани рационального иррационального. Преодоление каммы (кармы) следует понимать прежде всего как преодоление потока бесконечного иррационального. Религию вообще можно определить как внутреннюю борьбу с иррациональным, и она неотъемлема от метафоры и воображения. Рациональное мышление, пытающееся освободиться от метафоры и иррационального, никогда не выходит за пределы иррационального. Буддийская пустота принципиально не рационализируема, равно как и не иррационализируема. Поэтому она называется шунья-ашунья - пустота-непустота, пустота, однако не пустота. В пустоте погибают чудовища иррационального, но она отменяет и рациональное. Здесь точка их безысходного равновесия, конец истории. Иногда мы сами себя понарошку пугаем, заклиная иррациональное мнимым иррациональным. "Сиреневый туман", "зеленая тоска", "тихий ужас" - все это формулы экзорсизма, изгнания иррационального. Но демоны иррационального прячутся в самых обычных материях.

Самое стремление к рациональному в дебрях иррационального мира глубоко иррационально. Провозглашающие превосходство инстинкта над рассудком, провозглашают тем самым превосходство иррационального. Мораль, красота - категории познания, а не этики и эстетики. Они помогают удержать мир в границах умопостигаемого. Зло погружает в пучину несознаваемого иррационального. Его невозможно рационализировать в рамках понятий добра, на что притязает рассудок. Последовательное разрушение морали и красоты, как и самоубийство, это побег от добра и знания, умопостигаемой вселенной, в иррациональное. Это крах разума перед лицом непознаваемого. Стремление удержаться в рамках красоты и морали это попытка удержать себя от разбегания в иррациональное. Иррациональность красоты наследует иррациональность смерти. Прекрасное, как и смерть, есть точка схода множественных силовых линий иррационального. Бог и дьявол также точка пересечения иррационального. Иррационально наше бегство от иррационального.

Разум - величайшее зло потому, что узы добра, которые он на себя налагает, разрушаются постоянной атакой зла, другого имени непознаваемого и иррационального. Эти атаки он организует на себя сам. В недрах разума царит хаос, а на поверхность он выдает приличные формулы рационального. Порождение мировой иллюзии вызвано хаотическим безумием его глубинных флуктуаций, стихающих на поверхности мнимого рационального. Само понятие иллюзии подразумевает под собой рационализирующим разумом некую рациональную субстанцию, как мираж подразумевает воду. Но, может оказаться, вода сама мираж и иллюзия, сама иллюзия иллюзии. Илюзия, иллюзорно напояющая иллюзорную жажду в иллюзорном времени и пространстве. В какую безумную степень должна еще возвестись иллюзия, чтобы стать реальностью? Вы не найдете ответа, но это наша ежемоментная практика.

Само познание, но прежде всего все его инструменты, иррациональны. Откуда же взяться рациональному и объяснимому? Рациональным признается только то иррациональное, которое непосредственно служит инстинкту и его удовлетворению. Оно включается в обиход наличного бытия, в рацион рационального. Соответственно, в самом познании рациональным объявляется только инстинктивное. Рациональность самого инстинкта не подвергается сомнению, это неприкосновенный запас реальности. Тогда как инстинкт, как Бог, иррационален и является фундаментом "рационального". В иррациональности инстинкта скрывается все иррациональное. Инстинкт предваряет всякую мысль, и мысль о Боге в первую очередь. Иерархия ценностей, выстраиваемая инстинктом, помещает Бога на первое место, но выстраивает иерархию именно он. Сам полагая себя вне причинности.

В схему "рационального" включается все компоненты иррационального. Солнце встало - зашло, встало - зашло. Это может свести с ума. Поэтому это признается необходимым, рациональным. Вода мокрая, огонь горячий, мир бесконечен, вселенная расширяется - какие уютные, домашние формулы. Мир становится познанным в их окружении. Осталось только запомнить, что в слове "участвовать" только одна буква "в", а в слове "чувствую" две, и мир будет познан окончательно. "Рационально" всякое желание, всякая воля, потому что они ни требуют санкции разума. Я хуже (добрее) вас, поэтому должен перестать жить. Мое желание лучше (рациональнее) вашего, поэтому я вас уничтожу. Никакой смерти нет, потому что пока я мыслю о ней, ее нет, а когда она придет, меня уже не будет. Поэтому нечего бояться, все охвачено разумом и логикой. Очень успокоительно. Но это логика абсурда.

Что делать, как жить? Как рационализировать иррациональное? Как разделить области добра и зла, разума и инстинкта? Мы постоянно попадаем в разломы иррационального и барахтаемся в его аду. Чтобы обрушить поток иррационального рационального, я хочу почистить сегодня зубы на всю оставшуюся жизнь, то есть, никогда больше не ложиться спать, и так и застыть с зубной щеткой во рту в пасти рационального иррационального.
verbarium: (Default)
.
Прочитал в одном журнале цитату из "раннего" Лимонова: "Хорошо изнасиловать маленькую девочку, а затем придушить ее".

Не знаю, не читал ни раннеего, ни позднего, моей интуиции хватает различать литературу и нелитературу еще издалека, даже не прикасаясь к буквам. Но почерк отпрыска заслуженного работника НКВД чувствуется.

Сильные, хвастливые слова бессильных людей очень опасны. Опасны своим террористическим бессилием, которое оставляет бомбу в людном месте и приводит ее в действие из безопасного места, по радиотелефону.

Они даже не обладают отчаянием шахида, взрывающегося вместе со своей смертноносной начинкой. Как должен это делать настоящий писатель с каждым своим словом, погибать в нем.

Террористы будут все равно разнесены - уже разнесены - в клочки своими пятьюстами граммами гнилого словесного эквивалента.
verbarium: (Default)
.
Всякое послание - вещей ли, животных, человека ли, к миру - может быть лаконично определено как жалоба.

Жалуются камни, облака, птицы, люди, ветер. Больше всех жалуется человек. Когда он счастлив, он жалуется своим счастьем.

Его жалобы адресуются к трем объектам (по убыванию):

К миру,

К Богу,

К себе самому.

В минуту настоящего отчаяния они обращены ко всем трем и ни к кому в отдельности.

В минуту последнего отчаяния они обращены к молчанию или к самому отчаянию.

Не жаловаться никогда, никому, ни на что, всегда находиться в состоянии крайнего отчаяния - это состояние зрелой субстанции, не ждущей ни свободы, ни спасения.

Жалоба - признак не жизни, а смерти, посмертный вздох разлагающейся материи. Материя оживает в непримиримом отчаянии.

Профиль

verbarium: (Default)
verbarium

April 2017

S M T W T F S
      1
23456 78
9101112131415
16171819202122
23242526272829
30      

Syndicate

RSS Atom

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jul. 13th, 2025 05:30 pm
Powered by Dreamwidth Studios