Красивая смерть
Dec. 21st, 2012 06:14 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
verbarium.
Адамович о Батае: "Он умер в недоумении" Хорошая эпитафия. Каждый мог бы примерить этот звенящий серебряный венок на себя.
У Адамовича на самом деле: "Батай умер в недоумении, ничего не найдя и ни на чем не успокоившись". Как они все не умели вовремя поставить точку, эти литературные "белоэмигранты", обязательно все выболтают до бессмыслицы, до анемичного многоточия, словно заговаривали свою косноязычную тоску родным языком.
Вообще, метафизически полноценной, самоценной тоской по родине отличался из русских писателей, кажется, только Набоков. Может, еще Ходасевич. Бердяев, Лосский, Шестов, Франк и др. спокойно переселились заграницу вместе со своими абстракциями, как и подобает философам. Мережковские и в Париже метались между двух революций. Бунин даже в "Темных аллеях" продолжал пахать свою лиловую пашню. Ремизов пестовал родную речь как чужбину. И только Набоков перелил свою ярость и грусть в бесценный русский язык, которым Россия еще когда-нибудь заговорит. Такая тоска языка не может остаться неутоленной. Ибо ностальгия Набокова это именно ностальгия несбыточного языка, выше которого только молчание.
Да, умереть в полной уверенности своего понимания дано не каждому. Пусть тогда хотя бы в полном сознании своей любви и слова — это доступно русскому литератору. Но почти все уходят в недоумении бытия и речи. Когда-нибудь я оторвусь от писания и посмотрю в самую глубину языка. В самое недоумение морозной русской речи. "На морозе-то не солжешь" (автоцитата).
В жарком недоумении неразрешенной русской стихии разрешенное недоумение языка Набокова и Гоголя.
Адамович о Батае: "Он умер в недоумении" Хорошая эпитафия. Каждый мог бы примерить этот звенящий серебряный венок на себя.
У Адамовича на самом деле: "Батай умер в недоумении, ничего не найдя и ни на чем не успокоившись". Как они все не умели вовремя поставить точку, эти литературные "белоэмигранты", обязательно все выболтают до бессмыслицы, до анемичного многоточия, словно заговаривали свою косноязычную тоску родным языком.
Вообще, метафизически полноценной, самоценной тоской по родине отличался из русских писателей, кажется, только Набоков. Может, еще Ходасевич. Бердяев, Лосский, Шестов, Франк и др. спокойно переселились заграницу вместе со своими абстракциями, как и подобает философам. Мережковские и в Париже метались между двух революций. Бунин даже в "Темных аллеях" продолжал пахать свою лиловую пашню. Ремизов пестовал родную речь как чужбину. И только Набоков перелил свою ярость и грусть в бесценный русский язык, которым Россия еще когда-нибудь заговорит. Такая тоска языка не может остаться неутоленной. Ибо ностальгия Набокова это именно ностальгия несбыточного языка, выше которого только молчание.
Да, умереть в полной уверенности своего понимания дано не каждому. Пусть тогда хотя бы в полном сознании своей любви и слова — это доступно русскому литератору. Но почти все уходят в недоумении бытия и речи. Когда-нибудь я оторвусь от писания и посмотрю в самую глубину языка. В самое недоумение морозной русской речи. "На морозе-то не солжешь" (автоцитата).
В жарком недоумении неразрешенной русской стихии разрешенное недоумение языка Набокова и Гоголя.
Tags:
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2012-12-21 01:27 pm (UTC)"очень в точку, очень образно. Бунин, Набоков, Мережковский, да, вернее и не скажешь. только по поводу России сомневаюсь".
Ответ:
Ничего, Россия в языке опомнится, а вместе с ним и в истории.