ГОГОЛЬ-200. Законное пространство абсурда

.
"Есть в Петербурге сильный враг всех, получающих четыреста рублей в год жалованья или около того. Враг этот не кто другой, как наш северный мороз, хотя, впрочем, и говорят, что он очень здоров. В девятом часу утра, именно в тот час, когда улицы покрываются идущими в департамент, начинает он давать такие сильные и колючие щелчки без разбору по всем носам, что бедные чиновники решительно не знают, куда девать их. В это время, когда даже у занимающих высшие должности болит от морозу лоб и слезы выступают в глазах, бедные титулярные советники иногда бывают беззащитны. Все спасение состоит в том, чтобы в тощенькой шинелишке перебежать как можно скорее пять-шесть улиц и потом натопаться хорошенько ногами в швейцарской, пока не оттают таким образом все замерзнувшие на дороге способности и дарованья к должностным отправлениям. Акакий Акакиевич с некоторого времени начал чувствовать, что его как-то особенно сильно стало пропекать в спину и плечо, несмотря на то что он старался перебежать как можно скорее законное пространство. Он подумал наконец, не заключается ли каких грехов в его шинели. Рассмотрев ее хорошенько у себя дома, он открыл, что в двух-трех местах, именно на спине и на плечах, она сделалась точная серпянка; сукно до того истерлось, что сквозило, и подкладка расползлась. Надобно знать, что шинель Акакия Акакиевича служила тоже предметом насмешек чиновникам; от нее отнимали даже благородное имя шинели и называли ее капотом".

Смотрите, все уже с самого начала превращено в сон, и самая действительность измождена как серпянка. Основа ее до того истерлась, подкладка расползлась, что даже благородное имя реальности уже отнято от нее. Запредельная дрожь охватывает голокожего читателя, когда он перебегает вместе с Акакием Акакиевичем "законное пространство" из ниоткуда в никуда, поддуваемый в спину вселенским холодом и ветром. И вот, замечательное знание художника: после того, как развеществлен сам человек, истреблению подвергается и все, что сопутствовало ему — вещи, память, дом, имя. Все атрибуты его существования сначала переименовываются, а затем уничтожаются напрочь. Благородного имени лишается его раса, язык, сама душа. Вся система ценностей, вращающихся в орбите человека, подчинена его ядру (духу), и после распада ядра должна распасться тоже.

Потрясающий художественный эффект всего мира Гоголя: рядом с непрочностью, ветхостью не только шинели, но и всего существования, — алмазная крепость его прозы, суровая нить беспощадного стиля, простегивающая ткань бытия до самого непререкаемого основания.