verbarium

.
Все отшатнулись от его несчастья. Набрали какую-то бездельную сумму во вспомоществование ему, но ничего не покрыли. Кто-то даже посмеялся. Потратились на директорский портрет, который, как оказалось, каким-то перенаселенным подпольем гоголевского подтекста, тоже участвовал в ночном ограблении. Портрет, не директор. Причем еще даже не существующий в голове живописца. Но уже ярко раскрашенный.

Чудовищный произвол гоголевской фантазии таков, что во всем, что происходит, можно обвинить кого угодно в чем угодно, только не самого автора. Прежде всего, не его, а кого-то постороннего, но этот посторонний присутствует в каждом атоме читательского воображения, растлевая его своей мнимостью. Воображаемый посторонний, воображающий себя, читателя и все происходящее, словно существует отдельно от автора. Наступает время высшей реальности, реальности абсурда, в которой любой смысл кажется абсурдным. Гоголь убивает всякую рациональность, чтобы породить действительность.