О невменяемости людей и вещей
Dec. 18th, 2013 06:39 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
verbarium.
Непонятно правда, отрефлексировал ли герой рассказа эту свою страсть или нет. Ничего, мы ее сейчас здесь отрефлексируем.
Вот и я тоже совершенно обожаю невменяемые вещи, правда, мне нравятся эти вещи не сами по себе, а в их взаимосвязи с вменяемыми людьми. Также как и наоборот. Это противоречие, бывает, ярко освещает этическое пространство вокруг. Но поскольку большинство людей, как и вещей, невменяемо, это противоестественное взаимодействие людей и вещей почти никогда не замечается. Вот надень, например, шапку Мономаха на кого-нибудь из советских или постсоветских царей — разве кто засмеется? Их хоть на белого слона сажай, все одно не смешно.
Не то с невменяемыми вещами и вменяемыми людьми. Они экзистенциально противостоят друг другу. Известно, например, что Мандельштам купил себе барскую шубу — "жаркую шубу сибирских степей", в которую его, как шапку, в конце концов и запихали, как он просил. За эту барственную шубу его даже в высшем свете укоряли, так она была ему нелепа. Мандельштам в енотовой шубе, под собою не чуя страны, это же совершенно невероятно, как пирамида Хеопса на Таймыре! Но это совершенно восхительный факт его поэтической и человеческой биографии, тем более что он откупился от него своими бессмертными стихами. А вот чем откупиться, например, известному черноморскому дайверу от своей древнегреческой амфоры? Нечем. Ясно, что амфора-то как раз была вменяема. Поэтому ее все и увидели.
Разинув рот, дрожа от ликования, он повертел в руках эту пыльную, громоздкую и совершенно невменяемую вещь, заплатил не торгуясь, и, все еще с открытым ртом, вышел, неся урода. Как деспот окружает себя горбунами и карлами, он пристращивался к той или другой безобразной вещи, это состояние могло длиться от пяти минут до нескольких дней, и даже дольше, если вещь была одушевленная. В. Набоков. Весна в Фиальте
Непонятно правда, отрефлексировал ли герой рассказа эту свою страсть или нет. Ничего, мы ее сейчас здесь отрефлексируем.
Вот и я тоже совершенно обожаю невменяемые вещи, правда, мне нравятся эти вещи не сами по себе, а в их взаимосвязи с вменяемыми людьми. Также как и наоборот. Это противоречие, бывает, ярко освещает этическое пространство вокруг. Но поскольку большинство людей, как и вещей, невменяемо, это противоестественное взаимодействие людей и вещей почти никогда не замечается. Вот надень, например, шапку Мономаха на кого-нибудь из советских или постсоветских царей — разве кто засмеется? Их хоть на белого слона сажай, все одно не смешно.
Не то с невменяемыми вещами и вменяемыми людьми. Они экзистенциально противостоят друг другу. Известно, например, что Мандельштам купил себе барскую шубу — "жаркую шубу сибирских степей", в которую его, как шапку, в конце концов и запихали, как он просил. За эту барственную шубу его даже в высшем свете укоряли, так она была ему нелепа. Мандельштам в енотовой шубе, под собою не чуя страны, это же совершенно невероятно, как пирамида Хеопса на Таймыре! Но это совершенно восхительный факт его поэтической и человеческой биографии, тем более что он откупился от него своими бессмертными стихами. А вот чем откупиться, например, известному черноморскому дайверу от своей древнегреческой амфоры? Нечем. Ясно, что амфора-то как раз была вменяема. Поэтому ее все и увидели.
