![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Бабочки Нобеля
.
Известие о присуждении Нобелевской премии застало Бунина в кинотеатре. Бродского в китайском ресторанчике. Шолохова на рыбалке. Пастернака, видимо, у любовницы. Теленка у дуба.
За настоящих классиков можно не беспокоиться. Им не дадут. Но если дали бы, Толстого известие застигло бы за работой, на пашне или за "Холстомером", что одно и то же. Достоевского, тоже бы, наверно, не за рулеткой, если не на Семеновском плацу. Чехова в холерном бараке или в вагоне для устриц. Гоголя, с его птицей-тройкой, все равно никакая печаль не догнала бы, даже на промозглой российской дороге. Платонова на паровозе. Шаламова в доме скорби.
Все кажется случайным, зыбким в этом мире; произвол судеб, как кажется имбецилам, таков, что может быть то и это, сердце одного в груди другого, сахарные уста Николая Васильевича под носом Иосифа Александровича, Вешки в Ясной Поляне, Диканька близ Брайтон-Бич.
Не может. Есть какое-то последнее, единственное пересечение основной темы жизни с праздником жизни, совпадение силовых линий творчества и судьбы.
Набоков, между тем, в это время гонялся бы за бабочками и сначала бы не он сам, а его сачок уловил эту отвратительную новость. Где-нибудь в жарких странах, с молочными царапинами на загорелом предплечье. И это было бы самый удачный контекст для Нобелевской премии. Потому что Набоков ловил и поймал бабочек Чжуанцзы.
"Однажды Чжуанцзы приснилось, что он маленькая бабочка, весело порхающая среди цветов. Проснувшись, он не мог решить, Чжуанцзы ли он, видевший во сне, что он бабочка, или же бабочка, которой снится, что она Чжуанцзы".
Известие о присуждении Нобелевской премии застало Бунина в кинотеатре. Бродского в китайском ресторанчике. Шолохова на рыбалке. Пастернака, видимо, у любовницы. Теленка у дуба.
За настоящих классиков можно не беспокоиться. Им не дадут. Но если дали бы, Толстого известие застигло бы за работой, на пашне или за "Холстомером", что одно и то же. Достоевского, тоже бы, наверно, не за рулеткой, если не на Семеновском плацу. Чехова в холерном бараке или в вагоне для устриц. Гоголя, с его птицей-тройкой, все равно никакая печаль не догнала бы, даже на промозглой российской дороге. Платонова на паровозе. Шаламова в доме скорби.
Все кажется случайным, зыбким в этом мире; произвол судеб, как кажется имбецилам, таков, что может быть то и это, сердце одного в груди другого, сахарные уста Николая Васильевича под носом Иосифа Александровича, Вешки в Ясной Поляне, Диканька близ Брайтон-Бич.
Не может. Есть какое-то последнее, единственное пересечение основной темы жизни с праздником жизни, совпадение силовых линий творчества и судьбы.
Набоков, между тем, в это время гонялся бы за бабочками и сначала бы не он сам, а его сачок уловил эту отвратительную новость. Где-нибудь в жарких странах, с молочными царапинами на загорелом предплечье. И это было бы самый удачный контекст для Нобелевской премии. Потому что Набоков ловил и поймал бабочек Чжуанцзы.