Entry tags:
Наши песни за десять шагов не слышны
.
Н.Я. Мандельштам вспоминает о муже: "Чего ты жалуешься, — говорил он, — поэзию уважают только у нас — за нее убивают. Ведь больше нигде за поэзию не убивают".
Если бы. О.М. сильно себе польстил этим предположением. Убивают за любое жизнепроявление, за антинародную расстановку знаков препинания, за зубную боль в светлый советский праздник. Они бы и толчки ребенка в утробе матери вскоре запретили и истолковали как призыв к насильственному свержению.
Мы живем в мертвой стране. Здесь чтобы петь нужно удостоверение в благонадежности, даже для птиц. И никаких сольных партий в хоре. Сознание соловья обусловлено его стесненными жилищными обстоятельствами, и только. Или недостатком корма. Один актер-животновод прямо так и объясняет трель соловья: "Место занято. Это мое место. Пошел вон!"
Вот что такое наша "реальность", она же реальность поэзии. Куриный помет под ногами и закон Мерфи во мне.
Н.Я. Мандельштам вспоминает о муже: "Чего ты жалуешься, — говорил он, — поэзию уважают только у нас — за нее убивают. Ведь больше нигде за поэзию не убивают".
Если бы. О.М. сильно себе польстил этим предположением. Убивают за любое жизнепроявление, за антинародную расстановку знаков препинания, за зубную боль в светлый советский праздник. Они бы и толчки ребенка в утробе матери вскоре запретили и истолковали как призыв к насильственному свержению.
Мы живем в мертвой стране. Здесь чтобы петь нужно удостоверение в благонадежности, даже для птиц. И никаких сольных партий в хоре. Сознание соловья обусловлено его стесненными жилищными обстоятельствами, и только. Или недостатком корма. Один актер-животновод прямо так и объясняет трель соловья: "Место занято. Это мое место. Пошел вон!"
Вот что такое наша "реальность", она же реальность поэзии. Куриный помет под ногами и закон Мерфи во мне.